Навсегда…
Мы с нею шли вдвоем. Пленили нас мечты.
И были волоса у милой развиты, -
И звонким голосом небесной чистоты
Она спросила вдруг: "Когда был счастлив ты?"
«Никогда вовеки» П.Верлен
Дышать было тяжело, из лёгких отхаркивалась густая жидкость. Грудь словно стянули кожаными ремнями и они, ссыхаясь, всё сильнее давили. Глаза забились пылью, и казалось, что под веки натолкали алмазную крошку. Голова готова была расколоться от боли.
Выбраться из завала было тяжело, сверху норовили оборваться раскачивающиеся металлоконструкции и непонятно как задержавшиеся железобетонные блоки. Пыль сыпалась, словно песок не прекращаясь. На голове от воды, пота и бетонной крошки волосы превратились в сплошной панцирь. Кашель рвал легкие.
Открывшаяся взору картина разрушила последние надежды. От высотных блочных домов не осталось ничего кроме гор бетонной крошки, старые кирпичные дома наполовину разрушенные зияли чёрными глазницами оконных пролётов. Определить время суток было сложно, явно не ночь, но и не понять утро, день или вечер, хотя разницы не было, но всё же. С неба сыпался пепел, и словно снег опускался на землю, и казалось это безумством. Тепло и снег. Впервые стоя в центре города можно было видеть горизонт.
Отойдя подальше от завала, он начал чистить себя от пыли, но остановился и даже улыбнулся, почему-то сравнив себя с испачканным котом, вылезшим из под старого дивана. Насколько позволял взор, он не видел ни одной живой души. Внутренний страх и отчаяние запрещали ему даже поворачивать голову в сторону, где когда-то стоял его дом. Он достал мобильный телефон из кармана, на табло показывали часы, 10:23, но связи с оператором не было, он машинально повернул голову в сторону центра, на котором когда-то стояли соты операторов, его не было, просто зиял внушительных размеров котлован. Он ухмыльнулся своей глупости и посмотрел на дату. Два дня назад это началось…
* * * * *
Он сидел в это время в кафе в подвальном помещении, играла музыка, за соседним столом парень, краснея и заикаясь, делал предложение своей девушке, все делали вид, что не слышат его, а он думал, что он говорит шёпотом. Через стол от него сидела девушка, нервно теребя в руке мобильный, и постоянно оглядывалась на вход, она кого-то ждала, а его (или её) всё не было, и это начинало её раздражать. Потом что-то громко хлопнуло, все приняли этот хлопок, как очередной фейерверк и салют, но в бокалах появилась рябь. Над стойкой бара звякнули полированные бокалы. Моргнул свет. Свет поморгал и пропал. Все ахнули. Но в этом «ахе» слышалось больше сладкого предчувствия, что можно будет позволить чего-то, чего при свете многие могли себе не разрешать. Все стали говорить что-то друг другу шёпотом, послышался девичий смех, за которым началось какое-то шебуршание. Но в воздухе запахло какой-то опасностью, уж очень тихо было, да и с улицы не было никаких звуков, словно кто-то всё-таки нашел, где у этого города находится кнопка «MUTE». Удар. С потолка посыпалась крошка, кто-то закричал. Снова удар, все ринулись бежать. Было темно, кто-то упал рядом с его столиком, кто-то наступил на упавшего, Он даже почувствовал боль того, на которого наступили, судя по звуку, наступила девушка, шпилькой. А он сидел, держа в руках бокал пива в, который с потолка сыпалась крошка. Что-то падало, что-то лопалось, время остановилось, его просто не существовало, Время смеялось над безумством людей в их тщетной надежде спастись. Вдруг резко всё стихло, словно ничего этого не было. Кто-то матерился. Там где была дверь лежала плита перекрытия. Двери не было, был завал. Пыль мешала дышать. Вокруг была такая тишина, что даже в какой-то момент показалось, что это всё сон, что через секунду сон прервётся и всё будет как прежде, что это всего лишь страшный сон. Но вот в темноте кто-то заплакал, начал нести бред в адрес страны, президента, и всего мира, в конечном итоге перейдя на личности и закончил почти шепотом с мольбой к Богу. Вторая ударная волна сотрясла стены и что-то глухо рухнуло прервав молитву. Что-то больно ударило в бок, сделав шаг в сторону Он ногой споткнулся обо что-то мягкое, упал, отполз в сторону и сел на пол поджав под себя ноги. «Это конец!» пульсировало у него в голове. «Сейчас нас тут всех раздавит как тараканов», подумал он. Сбоку что-то текло, он протянул руку, намочил, поднёс к лицу – пиво. Он даже улыбнулся в темноту. На ощупь Он достал бандану из заднего кармана джинс, смочил её в луже пива и как смог завязал ей лицо. Дышать было тяжело, но пыль оседала на мокрую ткань и фильтровала хоть немного остатки воздуха. Грохот усиливался, дом рушился, где-то за спиной рухнула ещё одна плита перекрытия, Он продолжал сидеть, не шевелясь и стараясь, как можно спокойней дышать, но сердце буквально рвалось из груди. Потом был удар, его отнесло в сторону, ещё удар и…
* * * * *
Искать никого не хотелось. Нет, скорей было страшно найти кого-то, особенно знакомого. Хотелось выбираться подальше от города, возможно там кто-то и выжил. Дорог как таковых не было, он шёл не спеша почему-то придерживаясь направлений улиц, которых уже не существовало. В голове было пусто, мыслей небыло никаких, головная боль медленно отступала, пуская в голову размышления, от которых становилось ещё хуже. Он обернулся, казалось что время прошло предостаточно, что когда-то она за это время доходил от работы до дому… Дом, родной дом, и мои… Мои родные… СТОП! Не сейчас! Потом, когда буду далеко, вот тогда и подумаю, а сейчас, сейчас нужна была машина. Он шёл больше 30 минут, а отошёл от развалин дома с кафе не больше чем на 100 метров. Нужно было идти к окраинам, там и искать транспорт, основная масса машин была, конечно, в центре, но они были обгоревшие и искорёжена взрывной волной, да и выбраться по этим развалинам было не реально. Он брёл по улицам города в сторону ближайших окраин, и рисовал в своём воображении строения супермаркетов и театров, от них практически ничего не осталось.
В груди клокотали и боролись такие разные чувства, ведь он никогда не любил город и мечтал жить в лесах, степях, но как можно дальше от мегаполисов и людей, но в его воображении никогда не было вот такой реализации мечты. Проходя мимо большого детского городка он остановился. Искорёженные арматуры незамысловатых качелей. Кусок какой-то машины впечатанный в дорожку между лавочками на которых любили сидеть мамаши и горкой. В останках песочниц и качелей валялись обугленные куклы и игрушечные автомобили, ведёрки и совочки. Он сел на землю и обхватил голову руками. Из его груди вырвался вой, единственный звук в этой могильной тишине. Он взял то, что осталось от игрушечного трактора, прижал к груди и начал раскачиваться с этой игрушкой из стороны в сторону. На вой сил уже не было, был только стон что рвался из груди. Он закрыл глаза, перед глазами восстала картина, которую он видел почти что каждый день, на которой дети шумной и пёстрой компанией строили город из песка, катали по вычерченным дорожкам машинки и шумно спорили у кого машина сильнее, а у кого красивей. Девочки в сотый раз переодевали своих кукол и заплетали им причудливые причёски.
Из-под закрытых век выкатилась слеза, чертя полосу на слое густой пыли, что покрывала лицо. Он открыл глаза, молча встал, на лице ходуном ходили желваки, хотелось сдохнуть прямо тут. Жить не хотелось. Если вот такой стал весь мир, то к чему жить? И он побежал, пока дикая боль не рассекла лёгкие, он закашлялся, согнулся и приступ кашля вылился рвотой, от которой даже слегка полегчало. Нужно было направляться к окраинам.
* * * * *
За полуразрушенным домом он увидел сохранившийся, но изрядно помятый автомобиль, водительская дверь была открыта, видно хозяин спешил, и во всей этой сутолоке даже не соизволил захлопнуть дверь. Да и ключи были в зажигании, это было хорошо, не надо было курочить рулевую колонку и ломать замок руля. Он машинально струсил мусор и осколки битого стекла с сиденья, радовало что лобовое стекло хоть и было побито, но не рассыпалось, он повернул ключ в зажигании, бортовой компьютер провёл диагностику и сообщил что всё исправно, только пассажир не пристёгнут и двери не закрыты, он кое как захлопнул водительскую дверь, лампа на приборной панели померцала и погасла, он завёл двигатель, можно было ехать, но по такой разрухе это не доставляло удовольствия, машину кидало, он практически полз по грудам камней, и мечтал скорее выбраться за пределы города. На одном из ухабов колесо соскочило с камня и машину бросило влево, от чего он сильно ударился головой о левую стойку, в глазах потемнело и на глаза потекла кровь. Он остановил машину и шатаясь обошёл её со стороны багажника, надеясь найти аптечку. Она была на месте, он достал бинт, йод и лейкопластырь и начал обрабатывать рану на голове. Кровь смешалась с потом, пылью и побелкой, йод оставил полосы на лице. Рукавом он вытер пыль с бокового стекла. В отражении на него смотрел индеец с картинки, которую он видел в каком-то журнале. Он взял бинт и кое как замотал голову, теперь он мечтал о мотоциклетном шлеме.
В бардачке что-то пискнуло, он открыл его, там лежал мобильный телефон и сообщал бывшему хозяину что зарядка аккумулятора почти на нуле. Первым желанием было выбросить телефон и ехать дальше, но на табло монитора мерцал конвертик, и интерес взял своё, он нажал на кнопку чтения сообщения, на экран выскочила надпись: «Дорогой! У нас получилось! У нас будет ребёнок! Приезжай скорее! Целую!». Он готов был убить себя за любопытство, в груди вновь заклокотало.
Почти 10 часов ушло на то, чтобы выбраться за пределы города, но возникла новая проблема, он не знал расхода топлива, а в баке оставалась только четверть, нужно было позаботиться о дороге и глаза начали поиски брошенных автомобилей, в надежде на наличие бензина в их баках. Как назло все машины что ему попадались были либо раскурочены взрывной волной, либо обгорели, оставалась надежда на то что, где-то между городами на трассе будут ещё другие машины.
Он сел на землю, кашель уже не мучил и поэтому возникло желание покурить, он достал сигарету, закурил. Вспомнилось о том, как ему всю жизнь пророчили смерть от курения, он обернулся в стороны городских развалин и выпустил тоненькую струйку дыма. Улыбка впервые за долгие часы посетила его лицо. Но улыбка была страшна, после сеанса самолечения лицо было похоже толи на гримированного клоуна, вот только грим состоял из крови и йода, толи на индейца на тропе войны. Волосы были белыми и он не знал, будут ли они другого цвета после того как он смоет эту пыль. Он достал из заднего кармана джинсов партмане, по привычке заглянул сколько у него осталось денег до зарплаты и воздух вокруг сотряс хриплый, срывающийся на крик смех. Смех оборвался также быстро, как и возник, перед его глазами была фотография, Её фотография, он никогда не говорил что при нём всегда была Её фотография, просто это отдавало чем-то приторно женским и ему не хотелось чтобы его считали вот таким мягким. Взгляд опустел, в голове возник её голос, её смех, он закрыл глаза и губы сами потянулись к возникшему призраку. Ему как никогда захотелось ощутить вкус её губ на своих губах, обнять и в который раз сказать – «Всё будет хорошо, вот увидишь, ты главное не переживай, ты же заслуживаешь только хорошей жизни и хороших дел, а если что – я всегда буду рядом». Но её больше не было рядом, и случилось то самое «если что», а он в это время тоже не был рядом. Ну, а теперь, теперь уже ничто и никто не мог, что-либо сменить, теперь она уже никогда не будет рядом с ним, её больше не было. Но он знал и то, что не так много ему самому осталось, благо масс-медиа в своё время часто рассказывала о том, чем закончилась Хиросима. Непонятно было, как долго протянули выжившие, да и не ясно было в данном случае, что именно ударило по нашему городу.
Он выкурил ещё одну сигарету, аккуратно затушил окурок. Бросил последний взгляд на город. Он был уверен что он видит его в последний раз. Смеркалось, наступала ночь.
Желваки закаменели на лице. Голова склонилась вперёд, взгляд исподлобья впился в дорогу и рука автоматически врубила скорость, а педаль упёрлась в пол, свист покрышек, бросок машины, он быстро поймал покрытие, и нещадно насилуя двигатель удалялся от города, города который стал ему родным, но он так и не смог стать родным этому городу. Теперь он возвращался в город, в котором родился, который когда-то был для него размером с мир, он ехал туда умирать.
* * * * *
Так быстро и безумно он не ездил никогда в жизни и ничто теперь не сдерживало его, только раз, слегка сбавив скорость он посмотрел в бардачек в надежде найти кассету и, включив ту что нашёл он удобней разместился в водительском кресле и вдавил педаль газа поглубже в пол. Из динамиков доносились рифы и голоса ранней Металлики, музыки детства. Он подпевал им, ехать было легко, дорога почти не пострадала, лишь изредка попадались разбитые и перевёрнутые автомобили, из которых он сливал бензин, стараясь не заглядывать в салон. Глаза жутко устали, и он остановился вздремнуть, на Востоке уже брезжил рассвет. Откинув спинку кресла и, свернувшись калачиком, он задремал.
…скелеты зданий чернели вокруг него, все они были обуглены и местами оплавлены, он осмотрел себя, на нём были кожаные штаны, ковбойские сапоги, куртка… на рукавах куртки вместо привычной бахромы висели связанные в узлы пучки волос, это были скальпы, они были разных оттенков и длин. На поясе справа висел кольт, точно как в вестернах, а на левом боку висел топорик с длинным древком и тонким лезвием. И вот взгляд поймал вдалеке движение, первый рывок и… словно резиновые петли обхватили тело и не дают бежать, он снова и снова прикладывал усилие, но словно не сдвинулся с места, он рванул кольт, но тут время, словно в тумане поплыло. Скелеты домов начали выпускать щупальца и обвивать его ноги, руки, голову, он не мог уже ничем пошевелить, и тут появилась Она, её взгляд был холоден и пуст, она шла к нему мягкой походкой горной кошки, каждый шаг её был полон грации, Он расслабился, он знал, сейчас она ему поможет, сейчас он вместе покинут этот город, эти взбесившиеся дома. Она подошла, её лицо было так близко, он наклонил к ней насколько мог голову, прикрыл глаза в ожидании поцелуя, она отстранила голову, на лице у неё возникла хищная улыбка, он замер, а она соблюдала дистанцию и смотрела ему прямо в глаза, цвет глаз менялся каждую секунды, словно переливающаяся поверхность компакт-диска. Губы растянулись в улыбке. Он успокоился, он знал её страсть к такого типа играм, он уже даже забыл, что по рукам ногам стянут щупальцами. На лице её играла улыбка. Он показал глазами на свободный топорик, чтобы она его взяла и помогла ему, её взгляд скользнул вниз, в глазах проплыли огненно-кровавые блики, улыбка растянулась ещё сильнее, она сделала лёгкий шаг в его сторону, выхватила украшенный бисером и перьями топорик и подбросила его в воздухе, поймав за самый конец древка. В глазах читалась мечтательность, он ждал, когда она наконец-то… глухой ухающий звук, это она примеряла топорик под руку, и вот она снова смотрит ему в глаза, делает шаг к нему, слегка приподнимается, и слегка касается его холодными губами. И тут она резко делает шаг назад, замахивается и… краем глаза он видит как лезвие топора движется на уровне его глаз, может быть чуть выше и… кусок срубленной макушки черепа летит в сторону, щупальца исчезают, он падает на колени, последний взгляд и темнота, за которой расплывается её смех…
Он проснулся, было страшно, руки дрожали, в районе солнечного сплетения, словно что-то лопнуло… он поднял спинку кресла, проверил ключи в зажигании, по привычке глянул в зеркало заднего вида. В отражении зеркала заднего вида он увидел её…
"Chief Salmon"